Единственная моя - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Да… Заелась ты, девочка, – увещевала ее коллега по работе и приятельница Катя Земцова. – Тебе бы моего старшенького! Вот кому попробуй стукни кулаком по столу!

Старшеньким она называла своего первого бывшего мужа, который колотил Катерину по поводу и без. И нос ей ломал, и ребра, а однажды едва не выбросил из окна третьего этажа. Спасибо, свекровь его остановила.

– А то ножками она топать вздумала! И из-за чего?! Из-за того, что расхождения у вас по вопросам социального неравенства вышли?! Ох, Жанка, дуришь ты, честное слово! Слушай… – Эту фразу, прочно засевшую Снежанне в голову, Катька впервые произнесла полгода назад и с тех пор неоднократно ее повторяла. – А может, ты просто не любишь его, а?

– Я?! – возмущенно округлила она глаза. – Я не люблю Сашку?!

– Да! Ты не любишь Сашку! – передразнила ее Катя Земцова. – Потому и дуришь, а иначе бы…

– Да как ты можешь такое говорить? – обиделась она тогда на приятельницу. – Я Саше всем, что имею, обязана! Если бы не он… Я не знаю, что со мной стало бы!

– Э-э-эх! – Катерина помотала головой в белоснежном колпаке, надвинутом на красиво оформленные стилистом брови. – Чувство благодарности и любовь – это не одно и то же. Ты сколько с ним вместе?

– Три года.

– Вот! А он тебя уже раздражает.

– Он меня не раздражает! – крикнула звенящим от обиды голосом Снежанна. – Просто… Просто…

– Просто он тебя раздражает. Это именно так называется, дорогая моя. Вот попомни меня, дальше будет только хуже…

Прошло полгода.

Снежанна, хорошо помнившая слова Кати, контролировала себя изо всех сил, чтобы не срываться, не закатывать беспричинные истерики, и вообще старалась вести себя как внимательная, заботливая, любящая женщина. И это у нее вполне получалось. И даже особенно стараться не приходилось, все как-то само собой выходило. Это сегодня что-то накатило на нее. Сначала что-то тяготило, она все вспоминала, вспоминала… Тут Сашка со своей дурацкой газетой и не менее дурацкими версиями.

Нет, ну что, в самом деле, сгущать краски? Отобрали десять телефонов в их районе у подзагулявших девиц, и что? Это новость, что ли? В их микрорайоне, между прочим, пятнадцать тысяч человек проживает. Десять подвыпивших дур, решивших попытать судьбу и пойти домой темными переулками, это не так уж и много. В целом по городу и не такое случается за сутки. И это за сутки, а тут за несколько месяцев.

Серию они углядели…

Нет, серию углядел лишь ее Сашка, кажется. И углядел ее с одной только целью – посадить ее под замок. Он не раз заводил разговор о том, чтобы она бросила работу. Она под разными причинами отказывалась. А теперь вот, пожалуйста, у него какой козырь на руках. Маньяк в их микрорайоне объявился. Теперь всем женщинам следует прятаться по домам и носа из дома без сопровождения не высовывать.

Это же… Это же форменный арест получается!

– Неужели для того, чтобы ты начала немного оглядываться и предпринимать хоть что-то для собственной безопасности, нужно непременно случиться чему-то плохому?! – удрученно воскликнул Саша, нагнулся, поднял газету и, отводя взгляд, поплелся с кухни.

– Саша! – крикнула она так, что его узкие плечи нервно вздрогнули. – Не уходи, есть разговор!

О чем она хотела с ним поговорить именно сейчас, Снежанна не представляла. Она просто закусила удила, что называется. И еще не собиралась допустить его очередного трусливого бегства в дальний угол, из которого ей потом придется, не дай бог, извлекать его с собственными извинениями.

– Что случилось? – Он быстро вернулся, сел, как школьник, за стол, уставился круглыми, как у совенка, темными глазами. – Ты чего так кричишь? Что-то случилось?

– Нет. – Она моргнула удивленно.

А действительно, чего это она так разошлась? Контролировала себя, контролировала и тут вдруг сорвалась. Может, Катерина права? Может, все это – и гнев ее беспричинный, и раздражение – объяснимо и предсказуемо, потому что…

– Просто… Не уходи, и все, – пожала она плечами, натягивая рукава домашней кофты повыше на плечи и кутая шею в воротник. – Чего ты сразу сбегаешь? Каждый раз ты бежишь, как только на горизонте начинает маячить опасность.

– Какая опасность?! – перепугался он снова.

– Ну не так выразилась. Просто каждый раз, как я начинаю высказывать свою точку зрения, ты удираешь, как трусливый заяц. Так нельзя! Нельзя так, Саша! – Она протянула руку к его голове и поразилась тому, с какой живостью он отпрянул, потом опомнился и подставил макушку ее пальцам. – Господи, Саша, это уже комплекс!

– Согласен, – закивал он, поймал ее пальцы и начал целовать, негромко приговаривая: – Согласен, сбегать все время, может, и нельзя, а как, по-твоему, можно? Ругаться мне с тобой, что ли? Ты же женщина. Слабая, милая, беззащитная женщина. Моя женщина! Которую я очень люблю, которой дорожу. И которой… Позволяю иногда капризничать. Ну, у тебя такая блажь. У меня игра. Ты же с этим миришься. Почему я должен роптать, когда тебе хочется потопать ножками?

И так все логично, так все правильно он объяснил. И ей бы радоваться. А она снова устыдилась. И это опять подействовало раздражающе.

– Ладно… – Она высвободилась из его рук, которые схватили в кольцо ее коленки. – Все хорошо, милый. Все хорошо. Не будем больше об этом. Мне пора.

– Как пора? – Он изумленно вскинулся. – Сегодня же воскресенье!

– Я помню.

Она кивнула и пошла с кухни, на ходу стягивая с себя домашнюю кофту.

– Ну! И почему тебе непременно надо уезжать куда-то из дома? – Он пошел за ней, подхватывая оброненную ею кофту, подбирая разбросанные тапочки. – Там такая погода… Давай останемся дома, Снежик!