– Я поеду на кладбище, Саша. Сегодня годовщина маминой и папиной свадьбы, – придумала она с лету.
– Постой, но ты же говорила, что свадьба у них была летом?
– Ну да, это загс был летом, а зимой в горах устроили помолвку, где они всем лагерем ее и отмечали.
– Ну а зачем на кладбище-то? – снова не понял он. – Они же в горах погибли и…
– Я поеду к тетке, – упрямо повторила она и закрыла перед его носом дверь в гардеробную…
К тетке она не попала, потому что попала в жуткую пробку. Поначалу даже и не сообразила, невероятно медленно пробираясь на машине от светофора к светофору, что плотность машин на проезжей части сильно сгустилась и надо бы вильнуть в какой-нибудь переулок, чтобы не быть стиснутой со всех сторон.
Но не сообразила, зато позлилась вдосталь. Досталось всем. Начала с Сашки, перекинулась потом на Катю с ее идиотским даром ясновидения. Молчала бы и молчала, если додумалась до чего-то. Нет же, медом ее не корми, дай донести до страждущего. Донесла! И теперь что? Теперь маета непонятная нет-нет да закрадется в душу и ответов требует.
Потом пришла очередь телефонного воришки, в действиях которого ее гражданский муж Александр углядел серию.
Тому-то что не сидится ночами дома? Дома нет? Денег? Так не разбогатеешь на краже десяти телефонов, как ни старайся. Кроме головной боли и тюремного срока, ничего не светит.
Он вот ночами на женщин в темных подворотнях нападает – делать ему больше нечего, – а она с Сашей из-за него повздорила. Может, и не совсем так, но осадок остался. Одна надежда была на то, что на могиле тетки немного забудется. Всякий раз, усаживаясь на крохотную мраморную скамеечку возле памятника, Снежанна терялась, не зная, с чего начать. А потом слово за слово начинала говорить с теткой. А иногда и спорить.
Катя Земцова – ее коллега по работе и немного подруга – сколько раз брала под сомнение советы, которые Снежанна будто бы услыхала от тетки. И даже пальцем у виска покручивала и советовала протестироваться у психоаналитика. Но Снежанна лишь усмехалась в ответ.
То, что она слышала теткин голос, доказать было, конечно, же невозможно. Но ведь и опровергнуть тоже.
– Все! Встали! – заорал кто-то сбоку от ее машины так громко, что она вздрогнула и завертела головой в разные стороны.
Вот это да! Как же это она проморгала? Надо было сразу на светофоре убегать налево, где спасительный перекресток, выручающий ее всегда из любых пробок. Там четыре двора, а оттуда – сквозные проезды на параллельный проспект, где движение почти без заторов.
Светофор проехала, до следующего далековато, а там, где она сейчас стоит, слева – две сплошные, справа – длинный ряд магазинов без парковочных площадок и служебных проездов.
Она опустила стекло, дождалась, когда водитель соседнего автомобиля повернет голову в ее сторону, и вопросительно мотнула головой.
– Что там впереди? Почему стоим? – повторила она вслух, когда он опустил пассажирское стекло.
– Что-то прорвало прямо под магистралью. Снег чистят, – флегматично отозвался толстый дядька в засаленной дубленке и вязаной шапке петушком. – Два эвакуатора перед этим туда прошли. Наверное, станут машины припаркованные сейчас вывозить. Это долго…
Это было бесконечно долго!
Три часа!!! Три часа в пробке – это уж слишком!!!
Она успела дважды сбегать в магазинный кафетерий и выпить горячего шоколада. Потом захотелось в туалет, и пришлось снова бежать в тот же магазин. Затем просто надоело сидеть в машине на одном месте без движения, и она опять полезла наружу.
А снаружи было холодно. Ледяной ветер бессовестно лез под короткую меховую курточку, леденя лопатки и поясницу. Сводил коленки в тонких джинсах, морозил щеки. Снова приходилось лезть внутрь машины, греть ее. А бензина осталось совсем немного. Хорошо еще, что бак был полон, когда стартовала от дома, а то пришлось бы к спекулянтам обращаться за помощью.
Они ведь тут как тут! Вот люди с предпринимательской жилкой, а! Уродятся же. Что тут скажешь! Ничего!
Стоило узнать, что в центре города километровая пробка образовалась из-за аварии на теплотрассе, нерадивых коммунальных служб и нерадивых горожан, бросающих свои машины как и где попало, так они тут же забегали суетливо от машины к машине, предлагая ГСМ в канистрах за бешеные деньги.
До заправки было и не так далеко, но как бросить машину, если ты в ней один, а вдруг поедут все? Кто по двое, по трое, те, конечно, вышли из положения. А кто, как вот Снежанна, один в машине, что тогда?
Дядька впереди на огромном черном джипе с блатными номерами из трех троек тоже был в машине один. Рассмотреть Снежанне не удалось из-за тонированных стекол. Но наверняка он был один, раз мужик в спецовке и с канистрой полез к нему в машину на переднее пассажирское сиденье.
Договаривались они недолго, видимо, так ни до чего и не договорились, раз тот с канистрой не двинул к баку, а поплелся, сутулясь, прочь. И стоило его спине с яркой надписью «главдорремстроя» или чего-то типа того исчезнуть из вида, как машины нервно дернулись и медленно поползли вперед.
Джип с тремя тройками на госномере продолжал настырно стоять на месте.
– Вот сволочь, а! – разозлилась Снежанна, надавив десятый раз на клаксон. – Думает ехать или нет?! Или торчать тут понравилось?
Наверное, у дядьки в самом деле закончился бензин, но он пожалел денег спекулянту и теперь сидит и ждет, когда ему продадут подешевле или оттащат потом на эвакуаторе, решила она, нагло втискиваясь между зеленой «Хондой» и черной «Приорой», объезжая джип. Ну и пускай себе стоит, раз такой жадный. Она домой поедет. Устала, замерзла, перенервничала. Да и зла безмерно на Сашку.